Начинаю новою повесть. Пишу здесь для себя, чтобы не потерять.
Не сказать, что каждый человек- вор, но посудите сами, ведь любое слово, сказанное нами, уже кто-то когда-то употреблял. Каждый раз, невыносимое, несносное слово. И вскоре один из глубочайше удивительных людей осмелится назвать вас вором, обычным мошенником, который решил позаимствовать его судьбу. А все от чего? Да от того, что некогда процитированное его высказывание сорвалось с ваших уст. Это никогда и никто не исправит, вор – грешник, поэтому все мы — лжецы, а те, кто придумывает и вводит в жизнь новые слова – гении, придерживаемые психическим расстройством рассудка. Я не могу отнести к этому обществу ученых, которым просто приходится искать новые слова, для заполнения пустующих единиц. Но не вам же, праведники, делать это.
Насчет того, что каждый вкусивший кислый плод слова – приверженный отшельник, я не соглашусь. Как долго поэты терпели унижение и насмешки со стороны, перед тем, как стать прославленными творцами и созидателями чуда. Они руководствовались словом, как своей пищей, подобали и привязывались к музе, отдаваясь полностью. А любой дурак с легкостью говорил им, будто каждое слово – ничтожество, одухотворенное лишь благочестивым олицетворением.
И пока век заканчивался, череда тишины наступала на Земле, слово опять обретало краски, и его кислый плод уже не казался таким противным и жестким.
***
Это были окрестности города, некогда называвшего себя «Рейнбах», а теперь же, на вывесках и полотнах, которые стояли перед стенами пристанища, красовалась, выведенная сотнями призрачных узоров надпись: «Стэнд».
Ликующая радость, беззаботное волнение окутывали путника, который шагнул за порог ворот и оказался в гуще событий старого городка. Его не смущали покарябанные стенки домов, плющ, вьющийся по куполам церкви и даже то, что местный банк был больше похож на обветшалую гавань. Жизнь кипела свои ключом, чистым и прозрачным, как слезы церковной Девы.
Но ведь каждый знает, что в мире не бывает чего-то абсолютно идеального, все имеет свою тень, которая будоражит чуть больше, чем иногда веселит свет.
***
Его ряса запуталась, уцепившись за дверную ручку. Он дергал её и пытался размотать, но она, почему-то не поддавалась, как будто дразня его.
Тем временем колокол на церковной башни заставил его сердце встрепенуться, он в ужасе начал дергать рясу, тем самым порвав её почти до колена. Убитый своим изнеможением, он сел на пол и закрыл лицо ладонями. Черные как смоль волосы упали на его руки, закрывая прелесть их чуть заметной белизны. А когда он, будучи полностью пораженным своей неудачей, начал вставать, они и вовсе закрыли ему глаза, да так, что он не мог рассмотреть всего, что происходило рядом. Но он и не хотел.
Иногда такие мелочные неудачи могут выбить из колеи, поразить до глубины души и убить все самолюбие. Ведь если ты считаешь себя неплохим человеком, в какой-то степени умным, любая твоя неудача – ущерб для самосознания.
***
— И что это по-твоему за элемент?
-Ра…Ру… Радий. Рубидий ?
-Такого элемента нет в периодической системе. Возможно, ты был бы прав, сказав, что это радий, но теперь, я понял, что ты не знаешь абсолютно ничего.
— Я много читаю, поэтому часто путаю имена героев из книг с названиями чего-то иного.
-Тебе лучше заняться наукой, пока твоим сознанием не овладела полная бестактность и начитанность. Конечно, читать хорошо, но только научную литературу и Библию.
Он промолчал. Дождь барабанил по асфальту, дети бегали под ним, кричали, толкали друг друга навстречу встревоженным каплям.
Иногда погода подходит под настроение тех, кто на неё смотрит. Скорее всего, Всевышний накапливает где-то в банке слез и горя свой капитал, а когда он превышает нормы, ему приходиться выплеснуть, отдать его своим детям, чтобы они увидели, насколько тесно стало в их сердцах.
Здесь было именно так. Мальчик, сидевший за партой, уткнулся в книгу с полным непониманием. Его наставник сидел над ним, как орел, сидящий над добычей. А он же – крошка, которую можно просто смахнуть рукой и она не пожалуется, ведь не имеет права даже на то, чтобы поднять на своего надменного хозяина глаза.
Мальчик хотел плакать, ему было настолько плохо и горестно за свое глупое поведение, что он опустил глаза чуть ниже книги, чувствуя потребность в уединение. Да, в этот момент он был очень красив. Все те же, цвета вороньего крыла волосы, глубокие, синие большие глаза, тонкий нос и губы, правильные черты и прекрасная форма. Идеальное творение, как живописно написанная картина художника, которого лелеет муза чистоты и любви.
Его же наставник – тонкий старик, довольно противной внешности, который всегда почесывает свой нос, когда злится. Его глаза абсолютного карего цвета горят непринужденной тоской, а временами и гневом. Нос же, вздернутый от рождения почти до переносицы, придает его лицу выражение глупой надменности и излишней гордости, от которой он при всем своем желании не мог отказаться.
Старик оперся на ручку кресла и задумчиво сказал:
-Люцифер, ты пропадешь в жизни, если будешь настолько слаб и немощен. Каждый уважающий себя человек должен иметь хоть крупицу образованности и чести. А ты, что имеешь ты кроме разорванной рясы, которою сам не сможешь зашить? Что имеешь ты кроме тела и духа, которого вознаградил тебя Бог? Ты обязан платить ему, показывая, что не просто так пришел Сюда, что ты — сын Божий, сильнейший из всех, повелитель, укротитель тварей, которые пошли тебе в пищу. Но сейчас, подобно обычному простому зверю, твоя сущность – ничто, но твой дух – море. Запомни, прошу, запомни это.
Он запомнил.